Недавно он заявил, что завершает музыкальную карьеру. Вот какой она была.

Концертный директор Валерия Леонтьева объявил, что певец уходит со сцены. Это произошло 19 марта — в день 75-летия музыканта. Звезда советской и российской эстрады, народный артист России редко появляется на публике и делает публичные заявления. Ничего он не говорил и по поводу событий последних двух лет в России — тем не менее новость об уходе выглядит вполне красноречиво (впервые за 40 лет Леонтьев не даст концерт в Санкт-Петербурге в честь своего дня рождения). Музыкальный критик Денис Бояринов рассказывает, какой была карьера неостановимого Леонтьева, который учил своих слушателей танцевать, любить и самовыражаться.

Мемуары, которых не будет
Если Валерий Яковлевич Леонтьев когда-нибудь напишет книгу воспоминаний, то это будет весьма захватывающее чтение.

Он мог бы рассказать в ней о суровых детских играх в краю вечной мерзлоты — Валера родился в семье ветеринара-зоотехника, лечившего оленей, в деревне Усть-Уса на берегу реки Печоры, недалеко от Воркуты. «Отец шел за оленями, а мы с матерью шли за ним», — так афористично певец описывал свое детство. Он мог бы вспомнить о том, как пил на празднике оленеводов парящую на морозе оленью кровь и ему очень не понравилось. Написать о том, как сменил с десяток тяжелых профессий, прежде чем нашел свое призвание и стал артистом: таскал вагонетки с кирпичным сырцом, разносил почту во вьюгу и метель, был подмастерьем у каменщиков и лежал в лужах солидола под машинами льнопрядильной фабрики.

Он мог бы напомнить о том, как, став сперва певцом в самодеятельности и постепенно дойдя до солиста в провинциальном ансамбле «Эхо», на протяжении нескольких лет объезжал все деревни, села и колхозы республики Коми, а затем побывал на Колыме, на строительстве Байкало-Амурской магистрали, на Саяно-Шушенской ГЭС и дальше по Восточной Сибири. Прежде чем дойти до стадионов и дворцов спорта, Леонтьев выступал в сельских клубах, в заброшенных церквях, в местечковых домах культуры и в чистом поле на дощатом настиле.

В одной из таких гастрольных поездок он вместе с группой чуть не замерз насмерть в автобусе, сломавшемся на лютой стуже посреди северного бездорожья, но люди все же оказались живучее хомячков, которых возила с собой одна его коллега, — хомячки в той поездке погибли.

Отдельная глава в мемуарах должна быть посвящена конкурсу «Крымские зори — 1979», с которого началась всесоюзная карьера Леонтьева. Он приехал туда никому неизвестным певцом от Горьковской (Нижегородской) филармонии, а уехал с первой премией, открывшей ему путь на большие площадки и фирму грамзаписи «Мелодия». Эта награда соединилась для него с горем и жертвой — накануне финального тура умер его отец. Леонтьев, не веривший в хороший результат, собирался все бросить и уехать на похороны, но все же остался: вышел на сцену, исполнил сложнейшую балладу «Памяти гитариста» и стал победителем.

После этого он, уже в статусе звезды, вдоль и поперек объездил СССР — от Находки до Калининграда; побывал во многих странах мира — от Индии и Австралии до США. Пел в 1985-м перед советскими солдатами в Афганистане и видел цинковые гробы, которые отправлялись обратным рейсом, а на следующий год давал концерты для ликвидаторов аварии в Чернобыле, находясь в нескольких километрах от эпицентра взрыва.

В своей книге Валерий Леонтьев мог бы рассказать немало историй, которые развенчали бы его стереотипический образ, сложившийся в последние десятилетия — эксцентричного ветерана эстрады с причудливым вкусом, необузданного поклонника леопардовых принтов и маек в сеточку, героя вульгарных мемов. Но, похоже, Леонтьев не напишет мемуары: Валерий Яковлевич не жалует воспоминания — он всегда предпочитал двигаться вперед.

Танцы
Валерия Леонтьева полюбили в СССР за неостановимое движение. Он, кочевник по рождению, заразил энергией и драйвом поп-музыку страны, в которой артистам долгое время вполне официально предписывалось стоять столбом.

В середине 1980-х певец объяснил советскому слушателю в хитовой песне, чем вредна гиподинамия, но лекарство от нее предложил еще раньше — в своем первом появлении на новогоднем «Голубом огоньке», которое произошло в 1979-м, он познакомил страну, по инерции продолжавшую строить коммунизм, со словами «дискотека» и «диджей». Эту песню, к сожалению, вырезали из эфира — говорят, тогдашний всемогущий начальник Гостелерадио Сергей Лапин, увидев съемку, скривился и приказал «убрать этого вертлявого».

На рубеже 1970 и 1980-х Валерия Леонтьева запрещали в эфирах и отменяли концерты, но он продолжал петь и танцевать.

Ситуацию исправила первая премия международного фестиваля «Золотой Орфей — 1980», которую артист получил в Болгарии. Фирма «Мелодия» оперативно издала песню «Танцевальный час на солнце», которая в исполнении Леонтьева восхитила жюри фестиваля. «И спиральный, и турбулентный» голос певца выделывал акробатические трюки, жонглируя сложной строфой Семена Кирсанова и не сбиваясь с затейливого ритма, заданного Давидом Тухмановым. На обложке пластинки имя певца крупно написано по-английски: Valery Leontiev. Сам он, не по-советски одетый и подпоясанный, залихватски заложив руку за голову, «летит куда-то протуберанцем» — летит в ту же сторону, что и безумно популярная тогда в Союзе группа Boney M на альбоме Nightflight to Venus.

По фактуре внешности и голоса Валерию Леонтьеву больше всех в Советском Союзе подходила музыка диско. В его исполнении оно смотрелось максимально органично. Первый виниловый гигант певца, альбом «Муза» (1982), почти весь движется в диско-ритме — даже в патриотической «Ненаглядной стороне» и цыганском романсе «Там, в сентябре» пульсирует танцевальный грув.

Альбом стартует с «Полета на дельтаплане», ставшего образцовым советским диско-хитом. Гуттаперчевый голос певца почти с места взмывает ввысь. «Полет на дельтаплане» получился практически случайно: редактор радио Джульетта Максимова уговорила Леонтьева записать песню на музыку Эдуарда Артемьева из фильма «Родня» — в нем юная героиня защищалась от семейных драм, слушая по кругу песню Boney M Sunny. Легкое крыло артемьевского «Дельтаплана», разогнанного голосом Леонтьева, так же как и Sunny, до сих пор уносит людей с танцпола куда-то наверх.

Забавно, что на долгое время Леонтьев забыл про существование «Дельтаплана» и не исполнял песню на концертах. Он вспомнил о ней только в 2000-х, когда узнал, что на композицию делают ремиксы диджеи и она живет собственной клубной жизнью.

После «Музы» в дискографии у Валерия Леонтьева было много разных танцев: канканы, танго, твисты, рок-н-роллы, буги-вуги, сальсы, вальсы и даже ска — танцы одиночные, парные и коллективные, спортивные и приватные. «Все бегут, бегут, бегут», — пел Леонтьев в одном из знаковых советских хитов и сам бежал быстрее всех. Бежал до конца: последний сингл, выпущенный им до объявления о прекращения карьеры, называется «Аэроплан» — и представляет собой попытку записать диско-хит в XXI веке.

Чувства
Леонтьев пел не только песни о танцах и для танцев. В его огромном портфолио достаточно и романтических баллад, и трагических драм. В начале карьеры вместе с дискотечными «Кружатся диски» и «Кто виноват» он виртуозно исполнял студийные опыты Давида Тухманова в арт-роке — «Памяти гитариста» и «Памяти поэта», сочиненные на стихи Рождественского и Вознесенского.

Видевший его в 1981-м на фестивале в Ереване американский журналист из журнала Time назвал Леонтьева «танцующим рокером», сравнив с Миком Джаггером и Михаилом Барышниковым. В 1984-м певец выступал с концертной программой «Бегу по жизни»: ей дала название сюрреалистическая песня о марафонце, пробежавшем мимо своей любви и своего звездного часа, — это был практически хард-рок, с которым в СССР тогда боролись.

Еще до перестройки он осмелился взять в репертуар песню на стихи Николая Гумилева, которого тогда не публиковали, а в конце 1980-х пел социально-критические песни: отчаянный «Афганский ветер» Игоря Николаева и едкие «Забинтованные лбы» Игоря Талькова, которые могли бы срезонировать и в нынешнем российском обществе. Тогда же он солировал в рок-опере «Джордано», сочиненной композитором Лорой Квинт, где одновременно играл три главные роли — Джордано Бруно, Шута и Сатаны. В 2014-м Леонтьев триумфально выступил на фестивале «Кубана», гармонично вписавшись в лайнап между Korn, Bastille и Scooter.

Но при всем богатстве возможностей и универсальности дарования Леонтьев был милее публике за мускусную силу голоса и мускульный рельеф.

В восьмидесятых аудитория полюбила с иголки одетого Леонтьева (он начинал с того, что ездил на гастроли со швейной машинкой — и шил себе и ансамблю костюмы), певца-атлета, первым среди мужчин осмелившегося проявлять свою сексуальность. И публика ни за что не хотела расставаться с этим образом. В 1990-х и нулевых суперпрофессионал Валерий Леонтьев, называвший себя «животным для сцены», окончательно превратился в альфа-певца, поп-Казанову, привозившего в каждый уголок необъятной и неуютной страны эффектный шоу-балет и одурманивающую атмосферу сексуального раскрепощения.

В одном интервью Валерий Яковлевич вспоминал, как во время гастролей по Индии в 1989-м получил приглашение в общину Ошо в Пуне: его лично представили индийскому гуру, который даровал ему магический кристалл. Леонтьев прожил в ашраме несколько дней и принял участие в ритуальной предзакатной дискотеке, где, танцуя до упада, последователи Ошо «высвобождали дух и энергию». Чем-то концептуально похожим для российского зрителя — сеансами освобождения тела, а вслед за ним и разума — становились карнавальные шоу Леонтьева, с которыми он выступал не только в городах-миллионниках, но и в областных и районных центрах, причем в ущерб своему благосостоянию.

Несмотря на провокационные сценические образы — прозрачные майки, кожаную сетку и латексные шорты, — Валерий Леонтьев никогда не был замечен в скандалах, которые неизменно сопровождали его коллег и конкурентов. За всю его карьеру, кажется, не было случая, чтобы он «вошел не в ту дверь» — на светских мероприятиях он почти не появлялся и тщательно охранял свое частное пространство от посягательств извне.

О личной жизни артиста мало что известно, кроме того, что он верный семьянин и с сыктывкарских времен женат на бывшей бас-гитаристке ансамбля «Эхо» Людмиле Исакович. Его, конечно, окружали сплетни, но на протяжении более полувека славы и популярности Валерий Леонтьев остается загадкой для тех, кто не вхож в его близкий круг.

Страна
Любой артист — заложник своей публики. Однако в середине 1990-х Леонтьев чуть не убежал от своих поклонников, как в песне «Бегу по жизни», и до сих пор вспоминает это с тревогой. Под руководством своенравного визионера, композитора и продюсера Юрия Чернавского он записал на американских студиях два альбома — «По дороге в Голливуд» (1996) и «Санта-Барбара» (1998). Они звучали на несколько уровней сложнее и качественнее тогдашнего российского поп-продукта. Убежденный западник, Чернавский примерил на голос Леонтьева некоторые тренды той поры — от романтического хард-рока до экстатического евродэнса.

Российская публика не приняла эксперимент, несмотря на шоу со сложной сценографией, спецэффектами и неизменным кордебалетом, которое Леонтьев катал по стране. Приходя на концерты, люди хотели услышать знакомые с советских времен хиты, но встречались с напористой, эстетически сложной и непривычной для них музыкой, доходившей до рейва в духе берлинского прайда. Впоследствии в интервью «Коммерсанту» Валерий Леонтьев рассказывал, что его изводило вежливое непонимание зала, который ждал «Светофора» и «Дельтаплана»:

Я сломался. Я перестал возить эту программу и сделал более удобоваримый микс из старого и нового. Хочется за свою работу получать аплодисменты, и я стал их получать. Мне стало легче жить.

В этом же интервью 2014 года Валерий Леонтьев сделал несколько печальных заключений о состоянии российской поп-культуры и общества, которые справедливы и сейчас — петь нечего и, в общем-то, не для кого:

Сейчас, наверное, не стоит углубляться в историю и выяснять, почему мы такие, а не какие-то другие. Когда тщательным образом из сознания вытравливались интересные гармонии, когда с детства людям прививались только самые тривиальные мелодические линии, как можно было прийти к разнообразию жанров и исполнителей? Это все результат нашего исторического развития. Социального и, как следствие, музыкального.

ИСТОЧНИК: Meduza